Нет, люди, вот как вы привыкли ходить на Палатхан? За год до этого загадываешь желание сходить, за пол года начинаешь перебирать снаряжение, за месяц - копить деньги и сушить сухари, за неделю перед выходом вывешиваешь на стену список в триста пунктов "взять с собой", теряешь сон, отстраняешься от общества. Все твое общение теперь состоит из споров по телефону с будущими попутчиками, на которые уходит по пять часов в сутки. За три дня до выхода вдруг понимаешь, что общий вес "взять с собой" перевалил за двести килограмм, и начинаешь политику жесткого облегчения. Выкинув половину жизненно необходимых вещей, поснимав ремешки с фотоаппарата и сотки, заменив аллюминиевую кружку на пластиковую, столовую ложку на чайную, шерстяной свитер на флисовый и тд и тп немного успокаиваешься и пытаешься утрамбовать все это в рюкзак. С первой попытки все равно получится три рюкзака. Со третьей или четвертой попытки - один, самый большой рюкзак и необъятный пакет, содержимое которого переложишь в рюкзак, как только съешь часть продуктов, а пока, на подходах, можно и в руках понести. Меня разбудил звонок телефона. То есть, не разбудил, конечно, это невозможно. Тем не менее я подошла и взяла трубку.
- Ира, ты идешь на Палатхан? - спросил голос отца.
- Угу... - ответила я.
- Заряжай батарейки.
- Ага...
- В среду выезжаем.
- Ааа...
В трубке раздались короткие гудки.

Я, не просыпаясь доползла до кровати и упала в небытие. Надо сказать, я-спящая и я-наяву - это два разных человека. Причем не только разных, но и незнакомых. Что там происходило, пока я спала она-спящая мне-наяву никогда не рассказывает. Правда в этот раз я в порядке исключения вспомнила утренний разговор, но решив, что мне это приснилось, махнула на все рукой.

- Ира, ты идешь на Палатхан. - это был уже не вопрос, это было утверждение.
- Как это иду?
- Ты обещала.
- Когда?
- В среду или в четверг утром.
- Когда обещала?
- Так, короче, с тебя требуется...
- У мну денех нет - попыталась отмазаться я.
- Приезжай за деньгами...

В числе прочего с меня требовалось жарить чипсы. Вы когда нить жарили их в домашних условиях, в казане, на растительном масле? Из семи килограмм картошки? Я вот тоже... Занятие, конечно, увлекательное, но слишком долгое. Те два дня и две ночи что остались до выхода я посвятила ему. В перерывах собирала рюкзак, ругалась со всеми по телефону и отмазывалась от навязчивых приглашений подруг погулять, попить колы и пожевать сплетни. В десять вечера, в среду отец обрадовал, сообщив, что мы выходим в три часа ночи, то есть через пять часов. В два часа ночи я, наконец, запихнула все в один большой рюкзак и необъятный пакет. Когда подтянула рукзак на весах, стрелка весов сделала два оборота по часовой и застыла на цифре девятнадцать. Решила взвешивать все по частям. Правда стрелка вела себя как то нервно, но я выяснила, что чипсы весили килограмм, а веревка - два с половиной. Да, кстати, веревка! Ее надо было срочно промаркировать. Но перед этим ее стоило распутать. На распутывание ушел, наверное час, по истечении которого мне позвонили и попросили подтащить рюкзак к порогу и сидеть на нем в напряженном ожидании. Еще через час меня попросили подтащить рюкзак к обочине дороги и сидеть на нем в напряженом ожидании. Я попрощалась с аквариумными рыбками, так как бабушка уже спала - и вышла. Еще через двадцать минут меня подобрала большая синяя машина. Несмотря на то, что машина была большая, в ней было очень тесно. Кроме рюкзаков в ней находились Виола, Маша, папа. Нашлось место и для меня. Итак, участники похода (чтоб было проще отыскать нас на фотках, с указанием цвета рюкзака) Виола (синий рюкзак) Маша (маленький рюкзачок) - девушка из далекой страны Архангельск, стриженная под мальчика. Папа (белый рюкзак)- ну это просто папа, хотя мои знакомые и говорят, что это мужик с платиновыми зубами и батлами до пояса. Я (красный рюкзак) иногда менялась рюкзаками с Виолой. На Бельдере (попросили таксистку довезти нас до конца асфальта, до самой грунтовки) пока примеряли рюкзаки папа устроил краткий и довольно жесткий инструктаж. Не пить на подъемах - это мы уже знаем...

- Вопросы есть?
- Есть. Когда мы будем спать? Я не спала двое суток.
- Я тоже - сказала Виола.
- А я - четыра - добавила Маша.
- Спать будем на Нурикате.
- Ну это терпимо! А как долго?
- ЦЕЛЫХ три часа!
- Как жесток этот мир!
- Здраствуйте... Здраствуйте... Здрасте... Здрась... Надо сказать тропа от тринадцатой опоры до Четкумбеля всего одна. И узкая. По этой тропе непрерывным строем шли с каких то учений бравые ребята из Службы Национальной Безопасности. Каждому надо было уступать дорогу.
- Здраствуйте - опять схожу с тропы в заросли травы с едким соком, оставляющим ожоги.
- Спасибо, отлично... Здраствуйте... Доброе утро... Настроение отличное... Здраствуйте... И вам того же... Здрасте!... ЗДРАСТВУЙТЕ ВСЕ!!! ... Ребят, да сколько же вас там???
- МНОГО!!! Отвечает многоголосый хор, переходящий в раскаты смеха.

В глазах рябило от потока коммуфляжа и блеска оружия. А вот уже генералы пошли - сказал отец где-то через пол часа. Генералы выглядели молодо и брутально. Кто в масках, кто в черных очках, в перчатках без пальцев. Я как то думала, что вся эта атрибутика присутствует только в боевиках. На ритуал приветствия они тоже уделяли чуть побольше времени. На тропе от тринадцатой опоры канатной дороги до перевала очень много неба. Это как то отрезвляет. Небо сверху, слева, впереди и позади. Буйно цвела жимолость, усыпая дорогу белыми цветами. Покачивались на ветру огромные эремурусы. Правда жутко хотелось спать, поэтому я решила добежать до перевала и дождаться наших там. Поздоровавшись еще две сотни раз, я уронила рюкзак под огромной сухой арчой, под которой, якобы, останавливался сам Чингиз-хан, осаждая плато Палатхан. Скоро подтянулись и остальные. Поспать так и не удалось, зато распили барбарисовый кисель, который оставался еще горячим. Кисель был натуральный (пока готовила чипсы, у меня выпало немного крахмала) Когда публика об этом узнала, пришла в полнейший восторрг. Дальше я смутно помню маршрут. Какие то реки, заросли, опять реки. Постоянно продирались сквозь кусты. В общем жуть. И синий и белый рюкзаки постоянно мелькали где то далеко впереди, а я их, как в тяжелом сне догоняла, путалась в зарослях, догоняла опять, теряла, находила. Как рассказывали остальные, я засыпала при первой же возможности, стоило остановится на 15 минут. Еще мне рассказывали, что я каким то образом потеряла многовыстраданные чипсы (хотя, как выяснилось по возвращению, эти четыре дня они спокойно пролежали дома). Отец все время говорил, что перед нами этим же маршрутом идет какая-то пара. Как он это вычислил - не знаю. Но где то на привале, у безымянного ручья, на розовой гальке мы увидели два закопченных камня (на них кипятили чай) и надпись углем <МЫ>. Я дописала <и мы тоже>, отец поднял забытый ими шнурок и мы пошли к очередному перевалу. Пару мы встретили уже в сумерках, когда делали траверс верховьев Беркаты. Это были отец и дочь из Чирчика. Мы накормили их конфетами, выпили у них чаю, вернули шнурок и направились дальше. Ночевали на каком то гребешке. Я к тому времени ног не чувствовала от усталости, но меня раза три сгоняли вверх вниз в поисках то лучшей площадки, то дров, то воды. А потом еще и обругали, что так медленно хожу, а надо идти за водой. Дров было много. Целое арчовое дерево. Сухое, ломкое и побелевшее от времени. Правда костром мы не злоупотребляли, боясь привлечь внимание близстоящих пастухов. Что ели не помню, но скорее всего ели. Понятия не имею, чем мы там занимались еще часа полтора, но, в общем уснули не скоро. Кстати, выяснилось, что Машу совсем не устраивал спальник, который у нее был - пришлось вдвоем лезть в мой одноместный. Дышали по очереди.


ДЕНЬ II
Трава, трава, трава с желтыми цветочками. Ядовитая, кстати. Ферула. В человеческий рост. Бесконечные заросли. Пробирались по ним цепочкой - первый прокладывал дорогу. Заросли около родников - ятрышник (северная орхидея), фиолетовые колокольчики, осока и ледяная вода. Потом затяжной взлет по какому то гребню, кромка которого была все ближе, но который никак не кончался. Пастушьи стоянки. Дикий ирис около тропы. А потом как то разом, внезапно, на пол неба - и вот уже Менжилки. Небо со всех сторон, разве что не под ногами. Снежники, короткая трава - и дышать сразу становится как то легче. Несмотря на то, что подъем окончен - последни 200 метров <вон до туда> потому что там, якобы, вид лучше - и валимся отдыхать на собственные рюкзаки. Откуда-то появляются конфеты, чай, и прочие атрибуты нашей кочевой кухни. Видно на запах чая как из под земли вырастает Гриша Трибецовский с семью-восьмью ребятами. Сил удивляться уже нет. По ходу выясняется, что они тоже идут на Полатхан. Посидев с нами, они спускаются к истокам Караарчи на древнюю стоянку, и там останавливаются, по всей видимости, надолго. Мы чуть ли не с улюлюканьем обходим их и поднимаемся на гору Карангур с каким то там порядковым номером. Папа по ходу рассказывает, что Карангур - это скорее всего древнее название Палатхана, что переводится это не то <Коран>, не то <Черная книга> - короче круть несусветная. Начинаем спускаться по снежнику. Во время остановки Виола и Маша бесятся на снегу, кидаясь снежками. Нас нагоняет авангард Гришинских (как мы их прозвали). Какой то тип в голубой майке, жалуется, что идти тяжеловато. Я с ним в глубине души согласна, но бодрюсь и заявляю, что мы еще обгоним их на подъеме. Гришинские растянулись в двухкилометровую линию, кто-то впереди нас, кого-то не видно за горизонтом, они все идут и идут. Только беззаботные собаки весело снуют от конца этого строя к началу, постоянно путаясь под ногами. Отец заводит дискуссию с кем-то из приезжих, идем дальше чуть ли не большой и дружной командой. Разногласия возникают только на последнем перевале Палате. До Полатхана рукой подать, и негласный вопрос, кто же там будет первым уже просто висит в воздухе. У меня сил ползти уже никаких, А Виола и Маша, тип в голубой майке и прошлогодний чемпион по забегу в гору несутся под рюкзаками по тоненькой тропке на краю плато по направлению к <воротам> Палатхана. Отец комментирует, как синий Виолин рюкзак обходит желтый рюкзак чемпиона на какой то горке (остальные давно позади), и расписывает всю красоту маневра. Остальное я плохо помню. Обедали на вершине. Я спала, но меня даже спящую заставляли то есть, то готовить. У меня кажется все признаки горнячки. Головокружение, тошнота, желудок. Плюс все время кажется, что куда-то падаю. Съела пол пачки аскорбинки. Не спасло. К месту ночевки шли уже во время заката по самой кромке плато. Было красиво нереально (сейчас это понимаю, глядя на фотки) - тогда мне даже смотреть было лень. Большую часть времени я стояла с закрытыми глазами и качалась на ветру. Иногда кто-нибудь подходил и давал мне пинка в нужном направлении. Новерное, я дико ныла. Вечер. Обрывки заката, чувство высоты, мы зачем-то обламываем веточки с куста на скале: Костер, снежник, откуда нагребали снега на чай - все смешалось в странный калейдоскоп. Вечером опять заставляли есть, но на этот раз это казалось уже полнейшим издевательством над личностью. У меня явно сдавала печенка - знакомое и не очень приятное чувство. А потом долго не могла уснуть, хотя до этого спала стоя. Смотрела на звезды. Они были такие же, как и везде.
ДЕНЬ III
Ужасное утро. Желудок схватывало через каждые пять минут. Рулон туалетной бумаги катастрофически подходил к концу. Голова кружилась, в глазах темнело при каждой необходимости встать. О еде не хотелось даже слышать. Так как на утро была запланирована пещера, я слабым и неуверенным тоном уговаривала оставить меня тут умирать. Отец смеялся. Но когда я пообещала сготовить обед и честно сторожить рюкзаки (а че их вам с собой то таскать, правильно?) немного задумался. Закончилось все печально. Рюкзаки оставили, а меня нет. Народ решил не мелочиться, и папа повел всех по краю пропасти, откуда <потрясающий вид>. Я пошла по тропе. Во первых короче, а лишний метр был для меня роскошью, во вторых никто не мешал изводить бумагу. Встретились на том месте, где сай, идущий по плато поворачивает у самой его кромки (ну все кто был - знают это место). Я сидела в серой одежде на серых камнях а они разговаривали в 15-ти метрах о том, куда же это я запропастилась. У меня только с девятой попытки получилось крикнуть, что я тут. Потом я отдала отцу фонарики, перчатки и что-то еще, развернулось и молча поползла к рюкзакам. Добралась, наверно через час (там было пол километра). Трясущимися руками открыла аптечку, съела все, что там еще оставалось, включая мумию и бальзам <звездочка>, и свалилась на траву. Очнулась от того, что солнце стало дико жечь кожу. Переползла в тень и опять вырубилась. Проснулась от дикого пронизывающего ветра. Перебралась на солнце. Раз пять приходили пастухи, наверное в поисках наших плохо спрятанных рюкзаков. Видели меня и уходили в расстроенных чувствах. Приходило огромное стадо баранов и паслись вокруг меня. Они очень прикольно пугались, когда лежачий труп (то есть я) вдруг резким движением вскидывал руку вверх. Отбегали при этом метров на двадцать. К обеду я была уже в состоянии ходить. Меня потянуло на подвиги, то есть за дровами. Рядом с нами нависала над пропастью арчушка. За ее ярко-зеленой кроной скрывалась огромная сухая ветка, протянувшаяся над пропастью метра на два. А внутри, в дупле был муравейник. Я сидела на этой ветке, обламывала веточки для костра и заворожено смотрела как мураши спешат по стволу со своими мурашачьими делами, а под ними метров 700 прозрачной голубой дымки. Вы когда-нибудь видели город над пропастью? Потом в дымке с юга показались несколько силуэтов. Я спешно развела костер и начала кипятить чай, чтоб к ихнему приходу был уже готов. Но силуэты растаяли в дымке так же, как и появились. Потом наши опять показались, но к тому моменту, когда очередная партия дров была собрана а чай подогрет, выяснилось, что они шли в другую сторону и скоро исчезли на горизонте. Потом появились сразу четверо. Я решила, что больше не буду изводить дрова ради всяких там призраков. Потом по дороге на зеленых полянках заскакала блохой белая собачка, а на далеком холме показался человек, который кричал <Андрееей!!! Андреееееей!!!>. К нему пришла только собака, а он еще битый час стоял так и кричал - я уже начала париться, не случилось ли чего. Наши пришли нескоро. Я за это время успела дико соскучаться, и полюбить их всех. Выпили чай, опять заставили меня поесть, собрались и побежали бегом. Я с удивлением заметила, что рюкзак не такой уж убойный, идти можно, жить можно, и даже трава зеленее, чем вчера! Оказывается, надо то было всего то выспаться. Нахлынуло филосовское настроение, плато, которого я вчера не замечала, почему то не хотелось покидать, далекие снежные вершины казались прекрасными: Правда меня все еще покачивало на некоторых участках, но прошли терпимо. Быстро спустились, Влезли на Карагбур один, Карагбур второй, где то пофоткались с наскальными рисунками, где то прикалывались, комментируя следы Гришиной команды, когда они спускались с какого то снежника. Не помню, обогнал нас Гриша в дороге, или они ушли раньше нас. Мы остановились ночевать на прекраснейшей той самой стоянки на Караарче. С наскальными рисунками, зеленой травой, ледяной водой и полным отсутсвием дров. Дрова пришлось выкапывать. Секрет в том, что корень полыни чернобыли - единственное, что горит в условиях высокогорья. Вот только спать с Машей было тесновато. И ноги у нее холодные.
ДЕНЬ IV (и последний)
Утро, холод. Все вскакиваем и бежим наверх, к тому месту, где в первый раз встретили Гришу. Команда стоит чуть ниже на поляне под огромным снежным карнизом. Кто то обходит его, а я с дуру прыгаю вниз глиссером. Снизу чуть ли не аплодируют. Они кипятят воду, завернув примус в коврик от ветра. Нам отдают на съедение охотничьи колбаски и сало. Кто то играет с собаками, кто то фоткается (вид отличный), кто то разводит дебаты на темы, как ходить по горам. Собаки здесь три, причем только одна Гришина - Дейя. За Деей увязался мелкий шакал со счастливой и хитрой мордочкой, за шакалом огромный белый пес. Все гоняются друг за другом и никто не знает, что они едят. Чай распили. Мы снимаемся первыми и идем. Свистят суслики. Знаете, как они свистят? Очень тревожно. Если б можно было привести на русский, это было бы паническое <Конец света! Мы все умрем! Спасайся, кто может!>. А на самом то деле сторожевой просто заметил силуэт человека над горизонтом. Иногда видно сусликов - белые, видно еще в зимней шубе, размером с кошку и так смешно скачут! Возращаться решили по <классике>, то есть через Тахту. Где то на подходах к Джару нас догнали гришинские. На самом подъеме тип в голубой майке и чемпион (видно самые крутые в группе) взяли меня в <коробочку> - один сзади, другой спереди и прогнали пол подъема. Мне как-то западло было отставать, поэтому упорно шла второй, чуть дыхалку не сорвала, но потом все-таки присела на камень и пропустила. На Джаре цвели аканталимоны. Бегом спустились до Тахты. Там присели отдыхать, пропустили всех вперед. Потом чуть чуть вверх, последний взгляд на плато (как же оно далеко!) - и траверсы, траверсы, траверсы. Свистом нас уже никто не провожает - сурков тут нет. Зелень, потоки воды, гребни, опять потоки. Впереди маячит Виолин рюкзак. Последняя стоянка под Кумбелем. Отдыхаем, и наконец то пьем - теперь можно. Перевал Кумбель. Пастух зовет отобедать - мы сдуру согласились и застряли часа на четыре. Покатались (вернее пофоткались на его лошади. Поели. Сфоткались на прощанье, и тут он начал нагло ко мне приставать. Еле сбежала, так и не ответив на вопрос, куда присылать сватов. Дальше мы немного потерялись - я пошла от перевала нижней тропой, и сразу сильно потеряла высоту. А остальные поверху. Орали друг друга, потом я их час наверно ждала под арчой, и боялась уснуть. Нашлись таки. Потом была небольшая проблемка с телефоном и садящейся батарейкой, когда надо было вызвать такси. Говорила, всем, что на Четкумбеле связи нет - нет, прошли то место, где была прямая видимость с сайтом, а на Четкумбеле все бегали и рвали волосы, что не можем вызвать такси. Потом отцу показалось, что Маша идет как то слишком бодро и он решил ее добить. Предложил Спуститься по Бельдерсаю, где, как известно, троп в это время нет, а всего остального (то есть переправ, зарослей, обрывов) - хватает. Купались там без всякого энтузиазма, а вот матерились уже вслух и не стесняясь. По крайней мере мы с Машей. Единственное, что хорошего произошло - видела огромную поляну ирисов, но батарейки к тому времени безнадежно сели. Еще был прикольный случай (ближе к финалу) - рюкзак у меня станковый, с дугой сверху по типу ручки. Вот этой ручкой я нацепила его на ветку и долго перебирала ногами в воздухе, от усталости не соображая, что случилось. Спустились на канатку, только оттуда позвонили, в итоге пришлось долго ждать такси. Зато забежали на чай к Грише, который уже давно спустился и с удовольствием травил байки и показывал фотки. В общем, вторая половина похода была замечательной. А первая:. Вывод - перед походом стоит выспаться. (двадцать семь восклицательных знаков)
Нет, люди, вот как вы привыкли ходить на Палатхан? За год до этого загадываешь желание сходить, за пол года начинаешь перебирать снаряжение, за месяц - копить деньги и сушить сухари, за неделю перед выходом вывешиваешь на стену список в триста пунктов "взять с собой", теряешь сон, отстраняешься от общества. Все твое общение теперь состоит из споров по телефону с будущими попутчиками, на которые уходит по пять часов в сутки. За три дня до выхода вдруг понимаешь, что общий вес "взять с собой" перевалил за двести килограмм, и начинаешь политику жесткого облегчения. Выкинув половину жизненно необходимых вещей, поснимав ремешки с фотоаппарата и сотки, заменив аллюминиевую кружку на пластиковую, столовую ложку на чайную, шерстяной свитер на флисовый и тд и тп немного успокаиваешься и пытаешься утрамбовать все это в рюкзак. С первой попытки все равно получится три рюкзака. Со третьей или четвертой попытки - один, самый большой рюкзак и необъятный пакет, содержимое которого переложишь в рюкзак, как только съешь часть продуктов, а пока, на подходах, можно и в руках понести. Меня разбудил звонок телефона. То есть, не разбудил, конечно, это невозможно. Тем не менее я подошла и взяла трубку.
- Ира, ты идешь на Палатхан? - спросил голос отца.
- Угу... - ответила я.
- Заряжай батарейки.
- Ага...
- В среду выезжаем.
- Ааа...
В трубке раздались короткие гудки.

Я, не просыпаясь доползла до кровати и упала в небытие. Надо сказать, я-спящая и я-наяву - это два разных человека. Причем не только разных, но и незнакомых. Что там происходило, пока я спала она-спящая мне-наяву никогда не рассказывает. Правда в этот раз я в порядке исключения вспомнила утренний разговор, но решив, что мне это приснилось, махнула на все рукой.

- Ира, ты идешь на Палатхан. - это был уже не вопрос, это было утверждение.
- Как это иду?
- Ты обещала.
- Когда?
- В среду или в четверг утром.
- Когда обещала?
- Так, короче, с тебя требуется...
- У мну денех нет - попыталась отмазаться я.
- Приезжай за деньгами...

В числе прочего с меня требовалось жарить чипсы. Вы когда нить жарили их в домашних условиях, в казане, на растительном масле? Из семи килограмм картошки? Я вот тоже... Занятие, конечно, увлекательное, но слишком долгое. Те два дня и две ночи что остались до выхода я посвятила ему. В перерывах собирала рюкзак, ругалась со всеми по телефону и отмазывалась от навязчивых приглашений подруг погулять, попить колы и пожевать сплетни. В десять вечера, в среду отец обрадовал, сообщив, что мы выходим в три часа ночи, то есть через пять часов. В два часа ночи я, наконец, запихнула все в один большой рюкзак и необъятный пакет. Когда подтянула рукзак на весах, стрелка весов сделала два оборота по часовой и застыла на цифре девятнадцать. Решила взвешивать все по частям. Правда стрелка вела себя как то нервно, но я выяснила, что чипсы весили килограмм, а веревка - два с половиной. Да, кстати, веревка! Ее надо было срочно промаркировать. Но перед этим ее стоило распутать. На распутывание ушел, наверное час, по истечении которого мне позвонили и попросили подтащить рюкзак к порогу и сидеть на нем в напряженном ожидании. Еще через час меня попросили подтащить рюкзак к обочине дороги и сидеть на нем в напряженом ожидании. Я попрощалась с аквариумными рыбками, так как бабушка уже спала - и вышла. Еще через двадцать минут меня подобрала большая синяя машина. Несмотря на то, что машина была большая, в ней было очень тесно. Кроме рюкзаков в ней находились Виола, Маша, папа. Нашлось место и для меня. Итак, участники похода (чтоб было проще отыскать нас на фотках, с указанием цвета рюкзака) Виола (синий рюкзак) Маша (маленький рюкзачок) - девушка из далекой страны Архангельск, стриженная под мальчика. Папа (белый рюкзак)- ну это просто папа, хотя мои знакомые и говорят, что это мужик с платиновыми зубами и батлами до пояса. Я (красный рюкзак) иногда менялась рюкзаками с Виолой. На Бельдере (попросили таксистку довезти нас до конца асфальта, до самой грунтовки) пока примеряли рюкзаки папа устроил краткий и довольно жесткий инструктаж. Не пить на подъемах - это мы уже знаем...

- Вопросы есть?
- Есть. Когда мы будем спать? Я не спала двое суток.
- Я тоже - сказала Виола.
- А я - четыра - добавила Маша.
- Спать будем на Нурикате.
- Ну это терпимо! А как долго?
- ЦЕЛЫХ три часа!
- Как жесток этот мир!
- Здраствуйте... Здраствуйте... Здрасте... Здрась... Надо сказать тропа от тринадцатой опоры до Четкумбеля всего одна. И узкая. По этой тропе непрерывным строем шли с каких то учений бравые ребята из Службы Национальной Безопасности. Каждому надо было уступать дорогу.
- Здраствуйте - опять схожу с тропы в заросли травы с едким соком, оставляющим ожоги.
- Спасибо, отлично... Здраствуйте... Доброе утро... Настроение отличное... Здраствуйте... И вам того же... Здрасте!... ЗДРАСТВУЙТЕ ВСЕ!!! ... Ребят, да сколько же вас там???
- МНОГО!!! Отвечает многоголосый хор, переходящий в раскаты смеха.

В глазах рябило от потока коммуфляжа и блеска оружия. А вот уже генералы пошли - сказал отец где-то через пол часа. Генералы выглядели молодо и брутально. Кто в масках, кто в черных очках, в перчатках без пальцев. Я как то думала, что вся эта атрибутика присутствует только в боевиках. На ритуал приветствия они тоже уделяли чуть побольше времени. На тропе от тринадцатой опоры канатной дороги до перевала очень много неба. Это как то отрезвляет. Небо сверху, слева, впереди и позади. Буйно цвела жимолость, усыпая дорогу белыми цветами. Покачивались на ветру огромные эремурусы. Правда жутко хотелось спать, поэтому я решила добежать до перевала и дождаться наших там. Поздоровавшись еще две сотни раз, я уронила рюкзак под огромной сухой арчой, под которой, якобы, останавливался сам Чингиз-хан, осаждая плато Палатхан. Скоро подтянулись и остальные. Поспать так и не удалось, зато распили барбарисовый кисель, который оставался еще горячим. Кисель был натуральный (пока готовила чипсы, у меня выпало немного крахмала) Когда публика об этом узнала, пришла в полнейший восторрг. Дальше я смутно помню маршрут. Какие то реки, заросли, опять реки. Постоянно продирались сквозь кусты. В общем жуть. И синий и белый рюкзаки постоянно мелькали где то далеко впереди, а я их, как в тяжелом сне догоняла, путалась в зарослях, догоняла опять, теряла, находила. Как рассказывали остальные, я засыпала при первой же возможности, стоило остановится на 15 минут. Еще мне рассказывали, что я каким то образом потеряла многовыстраданные чипсы (хотя, как выяснилось по возвращению, эти четыре дня они спокойно пролежали дома). Отец все время говорил, что перед нами этим же маршрутом идет какая-то пара. Как он это вычислил - не знаю. Но где то на привале, у безымянного ручья, на розовой гальке мы увидели два закопченных камня (на них кипятили чай) и надпись углем <МЫ>. Я дописала <и мы тоже>, отец поднял забытый ими шнурок и мы пошли к очередному перевалу. Пару мы встретили уже в сумерках, когда делали траверс верховьев Беркаты. Это были отец и дочь из Чирчика. Мы накормили их конфетами, выпили у них чаю, вернули шнурок и направились дальше. Ночевали на каком то гребешке. Я к тому времени ног не чувствовала от усталости, но меня раза три сгоняли вверх вниз в поисках то лучшей площадки, то дров, то воды. А потом еще и обругали, что так медленно хожу, а надо идти за водой. Дров было много. Целое арчовое дерево. Сухое, ломкое и побелевшее от времени. Правда костром мы не злоупотребляли, боясь привлечь внимание близстоящих пастухов. Что ели не помню, но скорее всего ели. Понятия не имею, чем мы там занимались еще часа полтора, но, в общем уснули не скоро. Кстати, выяснилось, что Машу совсем не устраивал спальник, который у нее был - пришлось вдвоем лезть в мой одноместный. Дышали по очереди.


ДЕНЬ II
Трава, трава, трава с желтыми цветочками. Ядовитая, кстати. Ферула. В человеческий рост. Бесконечные заросли. Пробирались по ним цепочкой - первый прокладывал дорогу. Заросли около родников - ятрышник (северная орхидея), фиолетовые колокольчики, осока и ледяная вода. Потом затяжной взлет по какому то гребню, кромка которого была все ближе, но который никак не кончался. Пастушьи стоянки. Дикий ирис около тропы. А потом как то разом, внезапно, на пол неба - и вот уже Менжилки. Небо со всех сторон, разве что не под ногами. Снежники, короткая трава - и дышать сразу становится как то легче. Несмотря на то, что подъем окончен - последни 200 метров <вон до туда> потому что там, якобы, вид лучше - и валимся отдыхать на собственные рюкзаки. Откуда-то появляются конфеты, чай, и прочие атрибуты нашей кочевой кухни. Видно на запах чая как из под земли вырастает Гриша Трибецовский с семью-восьмью ребятами. Сил удивляться уже нет. По ходу выясняется, что они тоже идут на Полатхан. Посидев с нами, они спускаются к истокам Караарчи на древнюю стоянку, и там останавливаются, по всей видимости, надолго. Мы чуть ли не с улюлюканьем обходим их и поднимаемся на гору Карангур с каким то там порядковым номером. Папа по ходу рассказывает, что Карангур - это скорее всего древнее название Палатхана, что переводится это не то <Коран>, не то <Черная книга> - короче круть несусветная. Начинаем спускаться по снежнику. Во время остановки Виола и Маша бесятся на снегу, кидаясь снежками. Нас нагоняет авангард Гришинских (как мы их прозвали). Какой то тип в голубой майке, жалуется, что идти тяжеловато. Я с ним в глубине души согласна, но бодрюсь и заявляю, что мы еще обгоним их на подъеме. Гришинские растянулись в двухкилометровую линию, кто-то впереди нас, кого-то не видно за горизонтом, они все идут и идут. Только беззаботные собаки весело снуют от конца этого строя к началу, постоянно путаясь под ногами. Отец заводит дискуссию с кем-то из приезжих, идем дальше чуть ли не большой и дружной командой. Разногласия возникают только на последнем перевале Палате. До Полатхана рукой подать, и негласный вопрос, кто же там будет первым уже просто висит в воздухе. У меня сил ползти уже никаких, А Виола и Маша, тип в голубой майке и прошлогодний чемпион по забегу в гору несутся под рюкзаками по тоненькой тропке на краю плато по направлению к <воротам> Палатхана. Отец комментирует, как синий Виолин рюкзак обходит желтый рюкзак чемпиона на какой то горке (остальные давно позади), и расписывает всю красоту маневра. Остальное я плохо помню. Обедали на вершине. Я спала, но меня даже спящую заставляли то есть, то готовить. У меня кажется все признаки горнячки. Головокружение, тошнота, желудок. Плюс все время кажется, что куда-то падаю. Съела пол пачки аскорбинки. Не спасло. К месту ночевки шли уже во время заката по самой кромке плато. Было красиво нереально (сейчас это понимаю, глядя на фотки) - тогда мне даже смотреть было лень. Большую часть времени я стояла с закрытыми глазами и качалась на ветру. Иногда кто-нибудь подходил и давал мне пинка в нужном направлении. Новерное, я дико ныла. Вечер. Обрывки заката, чувство высоты, мы зачем-то обламываем веточки с куста на скале: Костер, снежник, откуда нагребали снега на чай - все смешалось в странный калейдоскоп. Вечером опять заставляли есть, но на этот раз это казалось уже полнейшим издевательством над личностью. У меня явно сдавала печенка - знакомое и не очень приятное чувство. А потом долго не могла уснуть, хотя до этого спала стоя. Смотрела на звезды. Они были такие же, как и везде.
ДЕНЬ III
Ужасное утро. Желудок схватывало через каждые пять минут. Рулон туалетной бумаги катастрофически подходил к концу. Голова кружилась, в глазах темнело при каждой необходимости встать. О еде не хотелось даже слышать. Так как на утро была запланирована пещера, я слабым и неуверенным тоном уговаривала оставить меня тут умирать. Отец смеялся. Но когда я пообещала сготовить обед и честно сторожить рюкзаки (а че их вам с собой то таскать, правильно?) немного задумался. Закончилось все печально. Рюкзаки оставили, а меня нет. Народ решил не мелочиться, и папа повел всех по краю пропасти, откуда <потрясающий вид>. Я пошла по тропе. Во первых короче, а лишний метр был для меня роскошью, во вторых никто не мешал изводить бумагу. Встретились на том месте, где сай, идущий по плато поворачивает у самой его кромки (ну все кто был - знают это место). Я сидела в серой одежде на серых камнях а они разговаривали в 15-ти метрах о том, куда же это я запропастилась. У меня только с девятой попытки получилось крикнуть, что я тут. Потом я отдала отцу фонарики, перчатки и что-то еще, развернулось и молча поползла к рюкзакам. Добралась, наверно через час (там было пол километра). Трясущимися руками открыла аптечку, съела все, что там еще оставалось, включая мумию и бальзам <звездочка>, и свалилась на траву. Очнулась от того, что солнце стало дико жечь кожу. Переползла в тень и опять вырубилась. Проснулась от дикого пронизывающего ветра. Перебралась на солнце. Раз пять приходили пастухи, наверное в поисках наших плохо спрятанных рюкзаков. Видели меня и уходили в расстроенных чувствах. Приходило огромное стадо баранов и паслись вокруг меня. Они очень прикольно пугались, когда лежачий труп (то есть я) вдруг резким движением вскидывал руку вверх. Отбегали при этом метров на двадцать. К обеду я была уже в состоянии ходить. Меня потянуло на подвиги, то есть за дровами. Рядом с нами нависала над пропастью арчушка. За ее ярко-зеленой кроной скрывалась огромная сухая ветка, протянувшаяся над пропастью метра на два. А внутри, в дупле был муравейник. Я сидела на этой ветке, обламывала веточки для костра и заворожено смотрела как мураши спешат по стволу со своими мурашачьими делами, а под ними метров 700 прозрачной голубой дымки. Вы когда-нибудь видели город над пропастью? Потом в дымке с юга показались несколько силуэтов. Я спешно развела костер и начала кипятить чай, чтоб к ихнему приходу был уже готов. Но силуэты растаяли в дымке так же, как и появились. Потом наши опять показались, но к тому моменту, когда очередная партия дров была собрана а чай подогрет, выяснилось, что они шли в другую сторону и скоро исчезли на горизонте. Потом появились сразу четверо. Я решила, что больше не буду изводить дрова ради всяких там призраков. Потом по дороге на зеленых полянках заскакала блохой белая собачка, а на далеком холме показался человек, который кричал <Андрееей!!! Андреееееей!!!>. К нему пришла только собака, а он еще битый час стоял так и кричал - я уже начала париться, не случилось ли чего. Наши пришли нескоро. Я за это время успела дико соскучаться, и полюбить их всех. Выпили чай, опять заставили меня поесть, собрались и побежали бегом. Я с удивлением заметила, что рюкзак не такой уж убойный, идти можно, жить можно, и даже трава зеленее, чем вчера! Оказывается, надо то было всего то выспаться. Нахлынуло филосовское настроение, плато, которого я вчера не замечала, почему то не хотелось покидать, далекие снежные вершины казались прекрасными: Правда меня все еще покачивало на некоторых участках, но прошли терпимо. Быстро спустились, Влезли на Карагбур один, Карагбур второй, где то пофоткались с наскальными рисунками, где то прикалывались, комментируя следы Гришиной команды, когда они спускались с какого то снежника. Не помню, обогнал нас Гриша в дороге, или они ушли раньше нас. Мы остановились ночевать на прекраснейшей той самой стоянки на Караарче. С наскальными рисунками, зеленой травой, ледяной водой и полным отсутсвием дров. Дрова пришлось выкапывать. Секрет в том, что корень полыни чернобыли - единственное, что горит в условиях высокогорья. Вот только спать с Машей было тесновато. И ноги у нее холодные.
ДЕНЬ IV (и последний)
Утро, холод. Все вскакиваем и бежим наверх, к тому месту, где в первый раз встретили Гришу. Команда стоит чуть ниже на поляне под огромным снежным карнизом. Кто то обходит его, а я с дуру прыгаю вниз глиссером. Снизу чуть ли не аплодируют. Они кипятят воду, завернув примус в коврик от ветра. Нам отдают на съедение охотничьи колбаски и сало. Кто то играет с собаками, кто то фоткается (вид отличный), кто то разводит дебаты на темы, как ходить по горам. Собаки здесь три, причем только одна Гришина - Дейя. За Деей увязался мелкий шакал со счастливой и хитрой мордочкой, за шакалом огромный белый пес. Все гоняются друг за другом и никто не знает, что они едят. Чай распили. Мы снимаемся первыми и идем. Свистят суслики. Знаете, как они свистят? Очень тревожно. Если б можно было привести на русский, это было бы паническое <Конец света! Мы все умрем! Спасайся, кто может!>. А на самом то деле сторожевой просто заметил силуэт человека над горизонтом. Иногда видно сусликов - белые, видно еще в зимней шубе, размером с кошку и так смешно скачут! Возращаться решили по <классике>, то есть через Тахту. Где то на подходах к Джару нас догнали гришинские. На самом подъеме тип в голубой майке и чемпион (видно самые крутые в группе) взяли меня в <коробочку> - один сзади, другой спереди и прогнали пол подъема. Мне как-то западло было отставать, поэтому упорно шла второй, чуть дыхалку не сорвала, но потом все-таки присела на камень и пропустила. На Джаре цвели аканталимоны. Бегом спустились до Тахты. Там присели отдыхать, пропустили всех вперед. Потом чуть чуть вверх, последний взгляд на плато (как же оно далеко!) - и траверсы, траверсы, траверсы. Свистом нас уже никто не провожает - сурков тут нет. Зелень, потоки воды, гребни, опять потоки. Впереди маячит Виолин рюкзак. Последняя стоянка под Кумбелем. Отдыхаем, и наконец то пьем - теперь можно. Перевал Кумбель. Пастух зовет отобедать - мы сдуру согласились и застряли часа на четыре. Покатались (вернее пофоткались на его лошади. Поели. Сфоткались на прощанье, и тут он начал нагло ко мне приставать. Еле сбежала, так и не ответив на вопрос, куда присылать сватов. Дальше мы немного потерялись - я пошла от перевала нижней тропой, и сразу сильно потеряла высоту. А остальные поверху. Орали друг друга, потом я их час наверно ждала под арчой, и боялась уснуть. Нашлись таки. Потом была небольшая проблемка с телефоном и садящейся батарейкой, когда надо было вызвать такси. Говорила, всем, что на Четкумбеле связи нет - нет, прошли то место, где была прямая видимость с сайтом, а на Четкумбеле все бегали и рвали волосы, что не можем вызвать такси. Потом отцу показалось, что Маша идет как то слишком бодро и он решил ее добить. Предложил Спуститься по Бельдерсаю, где, как известно, троп в это время нет, а всего остального (то есть переправ, зарослей, обрывов) - хватает. Купались там без всякого энтузиазма, а вот матерились уже вслух и не стесняясь. По крайней мере мы с Машей. Единственное, что хорошего произошло - видела огромную поляну ирисов, но батарейки к тому времени безнадежно сели. Еще был прикольный случай (ближе к финалу) - рюкзак у меня станковый, с дугой сверху по типу ручки. Вот этой ручкой я нацепила его на ветку и долго перебирала ногами в воздухе, от усталости не соображая, что случилось. Спустились на канатку, только оттуда позвонили, в итоге пришлось долго ждать такси. Зато забежали на чай к Грише, который уже давно спустился и с удовольствием травил байки и показывал фотки. В общем, вторая половина похода была замечательной. А первая:. Вывод - перед походом стоит выспаться. (двадцать семь восклицательных знаков)
    Polathan 2009-1
    Polathan 2009-2
    The map
    Stereo
    Polathan 2005
    Polathan 2003
    More photoalbums
    Guestbook
      August,13,2009
Hosted by uCoz